Берендеи, печенеги, торки — на службе у русских князей. Укро-тюрки. Берендеи,торки и другие предки украинцев Торки упомянутые в летописях

В VIII-IХ вв. в далеких заволжских степях обитали многочисленные кочевые тюркоязычные народы. В IX в. в поисках новых пастбищ они начинают движение на за­пад и доходят до границ Восточной Европы. Первым зна­чительным пришедшим народом были печенеги. Их удар ощутили на себе прежде всего хазары. В конце IX в. пече­неги разрушили хазарские крепости на Среднем Дону и прорвались в европейские степи.

ПЕЧЕНЕГИ Печенеги находились на том уровне

формирования ранних форм государства, когда из массы рядовых общинников выделялись наибо­лее энергичные и становились главами родов и военными предводителями. Из числа родовой знати выбирались вож­ди племен. Обычно племя включало в себя несколько ро­дов. Современники печенегов византийский император Константин Багрянородный и персидский географ Гарди-зи писали в своих трактатах, что печенежский союз со­стоял из восьми племен и насчитывал около 40 родов. Печенеги пребывали в постоянном движении и перемеща­лись по степи со своими стадами. Основу стада составля­ли кони и овцы. Долговременных стойбищ у них не было, жилищем служили легкие юрты. Юрта - это круглое жи­лище из войлока и шкур животных на каркасе из дере­вянных жердей. В центре юрты всегда устраивался открытый очаг.

Грабительские войны были важным способом обогаще-

ния племенной верхушки. Печенеги постоянно нападали на соседей, захватывали людей с целью выкупа, уводили скот. Соседние государства стремились заключить с ними мир и откупиться данью.

Хазарский каганат не смог защитить свои владения от вторжения степняков. Печенеги захватили все Подонье и Кубань, продвинулись в Причерноморье. В 892 г. они раз­громили здесь степных угров (венгров) и дошли вплоть до устья Дуная. На рубежах русских княжеств печенеги впервые появились в 915 г. Князь Игорь сразу же заклю­чил с ними договор о мире. Константин Багрянородный писал, что русские стремятся быть в мире с печенегами, так как они не могут ни торговать, ни воевать, ни спокой­но жить, если находятся во враждебном отношении с этим народом. Однако вскоре византийские дипломаты подку­пили печенегов и уговорили их напасть на Русь. Печене­ги устроили страшные погромы в пограничных со степью княжествах. Русь начала вести с ними долгую и изнури­тельную борьбу.

Жестоко страдало от печенегов алано-болгарское насе­ление Хазарского каганата. Некоторые поселения сгоре­ли в огне и прекратили свое существование. Особо сильно пострадало население Подонья и Подонцовья. В Приазо­вье погромов не было. Многие аланы и болгары (русские летописи называют их Черными Болгарами) вошли в пле­менной союз печенегов и стали кочевать вместе с ними. Значительная часть оседлого населения осталась на сво­их местах.

Только в 1036 г. Ярослав Мудрый сумел разбить под Киевом большое печенежское войско и положить конец их набегам.

Вскоре печенегов стали теснить с востока родственные им кочевые племена торков. В состав торческого союза входили также берендеи, одна из групп заволжских пече­негов, боуты и другие племена. Под ударами русских и

напором торков печенеги рассеялись в степи, частично от­кочевали к Дунаю, частично перешли на пограничную службу к русским князьям и поселились на реке Рось на правом берегу Днепра.

ТОРКИ Господство торков в Восточной Европе было ]

недолгим. Уже в 1060 г. объединенное войско русских разбило их наголову. Как и печенеги, оставшие-ся торки расселились небольшими группами на границах Руси, либо откочевали к Византии. До разгрома основные кочевья торков располагались в Донецкой области в бас- сейне реки Казенный Торец. От них происходит целая се-

рия гидронимов (названия рек) и топонимов (названия местности): Сухой, Кривой, Казенный Торец, Большой

Тор, Торецкое городище и город Тор (современный Сла- вянск), поселки Торецкое и Торское в Константиновском и Краснолиманском районах, Краматоровка (современный Краматорск) на Казенном Торце.

Именно в этом степном микрорайоне обнаружены не-многочисленные погребения торков: у села Торское в Крас-нолиманском районе и города Ясиноватая Донецкой области. Во многом они похожи на печенежские. Торки, как и печенеги, хоронили своих сородичей в курганах в ямах с деревянным настилом. Сверху настила клали голо-ву и ноги коня. Самого коня родственники съедали во вре-мя тризны (тризна - поминки). Конь был обязательным элементом захоронения. Кочевники верили, что покойные въезжали в «рай» на коне. Арабский писатель и историк X века Ибн-Фадлан детально описывает погребение умершего торка: в большую яму помещают покойника, одетого в кур-тку, с поясом и луком, с чашей в руках; потом сородичи убивают лошадей и съедают их мясо, кроме головы, ног, ко-жи и хвоста, которые помещают на деревянном перекрытии.

В середине XI в. место печенегов и торков в степи за-

няли половцы. Однако небольшие их группы по-прежне­му кочевали между Днепром и Доном. В начале XII в. Вла­димир Мономах во время одного из походов на половцев встретил в низовьях Днепра орду печенегов и торков и увел их с собой.

ПОЛОВЦЫ О половцах русские летописи впервые упо­минают в 1054 г. Европейские хронисты назы­вают половцев команами (или куманами), восточные - кипчаками (или кыпчаками). Вся половецкая земля по­лучила название Дешт-и-Кипчак. Такое название офор­милось в XII в., когда половцы прочно основались в Европе. Владения половцев простирались от правого бе­рега Днепра до заволжских степей, охватывали Северный Кавказ. Они полностью освоили степь в этом простран­стве.

Тяготение половцев к открытым степным просторам объясняется их кочевым образом жизни. Кипчаки были ти­пичными кочевыми скотоводами. Они разводили лошадей, верблюдов, коз и овец, буйволов и коров. В теплое время года половцы кочевали по степи. В холодное время, в отли­чие от печенегов и торков, устраивали зимовники. Такие зимние становища (сезонные поселки) в русских летописях назывались вежами. Они состояли из юрт и кибиток. Зи­мой скот свободно пасся вокруг становищ. Незначительная часть половцев оседала на землю и занималась примитив­ным земледелием. В основном это происходило вокруг су­ществовавших ранее городов или больших местных поселков. Основными продуктами питания были мясо жи­вотных и коровье молоко, кумыс (переработанное лошади­ное молоко), каши из проса и пшеницы.

Жизнь половцев, как и всех кочевников, была нераз­рывно связана с конем. Все от мала до велика были пре­красными наездниками. Конь сопровождал половцев и

после смерти. В могилы мужчин и женщин клали, как правило, целого коня, уздечный набор, стремена, иногда седло. Умерших хоронили в уже существовавших курга­нах или насыпали над их могилами новый земляной холм. К мужчинам клали большую искривленную железную саблю, лук и несколько стрел, к женщинам - недорогие украшения. В богатых погребениях находят золотые и серебряные витые браслеты и гривны, круглые зеркала, серьги, колты (большие кольцевидные височные подвес­ки с полой фигурной бусинкой) древнерусского происхож­дения, медные котлы, дорогую посуду, остатки дорогой одежды с золотым шитьем и нашивными золототканны-ми лентами. Богатые женские погребения с золотыми предметами найдены в курганах у села Новоивановка в Амвросиевском районе, возле Ясиноватой.

Одежда была хорошо приспособлена для верховой езды. Половцы носили узкие штаны, сапоги с узкими го­ленищами до колен, рубахи, короткие кафтаны без воро­та, башлыки (островерхие шапки). Костюмы женщин были похожими, но отличались богатой отделкой. Замуж­ние женщины-половчанки носили сложные и красивые

головные уборы, укра­ шения. В обычае муж­ чин было отращивать на затылке (лоб и ма­ кушка выбривались) длинные волосы и зап­ летать их в две или три косы. Этот обычай вообще характерен для многих тюркских народов; от тюрков он Золотые украшения перешел в средневеко-

из половецкого погребения вый Китайюю. Одежда

с. Новоивановка, Амвросиевскийр-н Донецкой обл. половцев и убранство

хорошо известны по описаниям восточных и европейских путе­шественников, находкам в погре­бениях и каменным скульптурам.

Каменные изваяния

Эти скульптуры получили название «каменные бабы». «Баба» - искаженное «балбал», «бабай» (по-тюркски - сильный, уважаемый, воин-богатырь). У кипчаков еще до проникновения в Европу сложился обычай уста­навливать на курганах и высо­ких местах каменные (очень редко деревянные) изображения умерших предков. Почитание предков занимало центральное место в их специальных святилищах. Одно из таких святилищ было раскопано ар­хеологами недалеко от Донецка. Каменным «бабам» при­носились дары, у них просили защиты и покровительства. Этот обычай кратко и точно описал по­сол французского короля Вильгельм де Рубрук, который встретил половцев по дороге к монгольскому хану в 1253 Г. Он писал, что «команы (т.е. половцы) насыпают боль­шой холм над усопшим и воздвигают ему статую, обра-щенную лицом к востоку и держащую у себя в руке перед пупком чашу». Из многих сотен половецких изваяний в музеях Донецкой области сохранилось только несколько десятков.

Половцы Восточной Европы были частью огромного кипчакского мира, но исторически оказались прочно свя-занными с европейскими народами, прежде всего со сла­вянами.

Еще до прихода половцев между древнерусским госу-дарством и степными кочевниками сложились непростые отношения. Как и все средневековые кочевники, полов-

цы нападали на оседлое славянское население, грабили и уводили в плен людей. Уже в 1068 г. «Повесть времен­ных лет» отмечает первый набег половцев на Русь. Набе­ги продолжались до начала XIII в. и вызывали ответные походы русских дружин. Летописи упоминают около 40 удачных и неудачных нападений степняков и русских. Особой активностью отличалась половецкая политика Владимира Мономаха. В начале XII в. он несколько раз нападал на половцев (1103, 1109, 1111, 1116 гг.) и нано­сил им большой урон. Русские люди сталкивались преж­де всего с пограничными половцами, кочевавшими в Поднепровье и на Дону. Доном в средние века называли Северский Донец. Именно сюда ходили в первую очередь русские отряды. Только один раз Владимир Мономах на­правил свои дружины в Приазовье. Летописи различают половцев от Дона (т.е. от Северского Донца), моря (Азов­ского) и от Днепра. В трех этих районах находились три самые крупные в Восточной Европе половецкие племен­ные объединения.

Центр половецкой земли находился в Северном При­азовье. Русские летописи называют эти земли Лукоморьем. Наивысшая концентрация каменных изва­яний (т.е. святилищ рядом с традиционными зимовника­ми) приходится на южные районы Донецкой и Запо­рожской областей. За исключением одного раза (1103 г.), Приазовье находилось вне досягаемости русских дружин. В Приазовье отмечены самые ранние половецкие извая­ния XI в., т.е. расселение половцев в Поднепровье и По-донье происходило именно отсюда.

Крупным центром половцев от Дона были укреплен­ные городища на Северском Донце у сел Богородичное, Си­дорове и Маяки в Славянском районе Донецкой области, открытые в 20-е годы Н. В. Сибилевым. Они возникли еще в хазарское время. Вместе с половцами здесь проживало оставшееся оседлое алано-болгарское население. Возмож-

но, это летописные города Ша-рукань, Сугров и Балин, кото­рые в 1116 г. ходил покорять Владимир Мономах. В одном из городов Мономаха встрети­ли христиане.

Недалеко от указанных го­ родищ, в верховьях реки Тор (Казенный Торец) располага­ лась ставка могущественного хана Кончака (где-то в районе Славянска). В 70-80 гг. хан Кончак (внук хана Шарукана, впервые напавшего на Русь) Н. В. Сибилев

неоднократно нападал на рус- (1873-1943)

ские княжества (1174, 1178, 1183, 1185 гг.). Он сосредо­точил в своих руках большую власть и пытался создать единое половецкое государство. Возглавляемое Кончаком Донецкое объединение кочевых орд было одним из самых крупных в половецкой земле. Хан Кончак проводил осторожную и тонкую политику по отношению к своему могущественному соседу - Руси. Его традиционными со­юзниками были черниговские князья - Ольговичи. Од­ного из пленных князей - Владимира Игоревича (представителя рода Ольговичей) - хан женил на своей дочери и через год с ребенком отправил домой.

Весной 1185 г. новгород-северский князь Игорь пред­принял военный поход на земли Кончака. В знаменитой средневековой русской поэме «Слово о полку Игореве» князь так говорит о целях похода: «Хочу копьем прибить край половецкого поля!» Вместе с дружинами четырех князей (см. документ № 3) Игорь перешел Северский До­нец в районе Изюма, захватил первую добычу и стал го­товиться к решающей битве. Она произошла на реке Каяле (видимо, река Макатыха в Славянском районе). На

Каменные изваяния из села Благодатное, Амвро-сиевский р-н Донецкой обл.

рассвете 11 мая, в субботу, половцы под командованием ханов Кончака и Гзака со всех сторон окружили рус­ских. В полдень 12 мая бит­ва закончилась полным разгромом русских и плене­нием самого Игоря. «Расте­рял он дружину в поле. Утопил нашу славу в Каяле. Пересел из седла золотого в седло неволи!» («Слово о полку Игореве»). На дру­гой день после битвы Кон-чак направил раненого Игоря в свою ставку, а сам

с войском двинулся на Переяславль. Гзак пошел на Пу-тивль. В плену Игорь, однако, пробыл недолго: еще до возвращения Кончака ему удалось бежать (см. доку­мент № 3).

Объединительные тенденции в половецком обществе особо заметно усилились при сыне Кончака - Юрие Кон-чаковиче. Русские летописи называют его «большим всихъ половцев» - т.е. самым большим (знатным) полов­цем. Хан Юрий возглавил большой половецкий отряд в одном из первых сражений с монголо-татарами в 1223 г. Однако дальнейшему объединению половецких земель под властью одного рода помешали удары русских дружин в начале 90-х годов XII в. Половецкие набеги на Русь пре­кратились.

В конце XII в. - начале XIII в. в половецком обще-стве усилились процессы феодализации и имущественно-го расслоения. Все больше кочевников оседали на земле. Все эти процессы были прерваны страшным бедствием XIII в. - монголо-татарским нашествием.

БИТВА НА Впервые монголо-татары появились в

КАЛКЕ 1223 г. Европе в начале 1223 г. Это был разведы­вательный в целом поход, который в воз­главили полководцы Джебе и Субедей. Пройдя Дербентский перевал, монголы проникли на Северный Кавказ и встретили здесь сопротивление половцев и алан. Персидский историк Рашид-ад-Дин писал, что они «сооб­ща сразились с войском монголов, никто из них не остал­ся победителем». Тогда монголы разбили их поодиночке. С остатками своей орды хан Котян перешел Дон, Приазо­вье, Днепр и обратился за помощью к своему зятю Мстис­лаву Галицкому. Он уговаривал русских князей объединиться: «Если не поможете нам, то сегодня мы бу­дем разбиты, а на другой день - вы». Мстислав Галиц-кий заявил на совете в Киеве: «Если мы, братья, не поможем им, то половцы предадутся татарам, и их сила будет больше». Князья решили действовать вместе с по­ловцами.

Первая стычка с монголами на левом берегу Днепра была удачной для русских. Началось преследование, ко­торое длилось 8 дней. Оно привело русско-половецкие вой-ска в центр приазовских степей. Здесь находились главные силы монголо-татар. Решающее сражение про­изошло 31 мая 1223 г. на реке Калке (река протекает в Володарском районе; точное место битвы еще не установ­лено). Из-за несогласованности действий между князья­ми русское войско не имело общего командования и единого плана. Часть дружин и половцы перешли на ле­вый и берег реки, часть, во главе со «старейшим» князем Мстиславом Киевским стала лагерем на каменистой воз­вышенности на правом берегу Калки. Хорошо организо-ванное монгольское войско напало из укрытия и разбило половцев, дружины Мстислава Галицкого и других кня-зей; затем окружило лагерь Мстислава Киевского. После безрезультатной трехдневной осады монголы обманом вы-

нудили защитников сдаться и устроили страшную распра­ву над пленными: «людей посекли, а князей задавили, положив под доски, а сами поверх сели обедать». Летопи­сец сообщает, что «... был вопль и печаль по всем городам и весям» земли Русской.

Калкинское побоище вошло в историю как апофеоз феодальной раздробленности Киевской Руси. Последствия этого поражения для европейских половцев были катаст­рофическими. После поражения на Калке они перестали быть самостоятельной политической силой и так никогда и не создали своего собственного государства. Для полов­цев наступил трудный период монгольского владычества.

Вопросы и задания:

    Выпишете в тетрадь основные даты из истории поздних ко­чевников.

    Чем отличался образ жизни донецких печенегов и торков от

образа жизни половцев?

    Покажите на карте границы обитания половцев (Дешт-и-Кипчак). Какое место занимали в нем донецкие земли?

    Каких половецких ханов вы запомнили?

    Что такое «каменная баба»? В каких музеях Донецкой обла-

сти хранятся коллекции половецких скульптур?

6. На основании отрывка из Ипатьевской летописи восстанови-

те маршрут бегства князя Игоря из половецкого плена.

Документы:

1. Иоан де Плано Карпини. «История монголов» «...Этих Команов перебили Татары. Некоторые даже убе­жали от их меча, а другие обращены ими в рабство; однако многие из бежавших возвращаются к ним. ...Эти люди были язычниками..., не обрабатывали земли, а питались только ско­том, они не строили также домов, а помещались в шатрах».

2. «Повесть временных лет»

«... И миров заключил (Владимир Мономах) с половецкими князьями без одного двадцать, и при отце, и после отца, а пе­редал много скота и много одежды своей. И отпустил на волю из оков лучших князей половецких столько: Шаруканевых двух братьев, Багубарсовых трех, Осеневых братьев четырех, а все­го других князей лучших 100. А самих князей Бог живыми в руки передавал: Коксусъ с сыном, Аслан Буркевич, Торевский князь Азгулуй, и иных кметей молодых 15, этих кметей, приведя жи­вых, зарубил и бросил в ту речку Сальню. А врозь перебил их в то время около 200 лучших мужей».

3. Ипатьевская летопись

«... В год 1185 ... В то же время Игорь Святославович, внук Олегов, поехав из Новгорода <Северского> месяца апреля, в 23-й день, во вторник <в поход против половцев>, взяв с собою бра­та своего Всеволода из Трубчевска и племянника Святослава Олеговича, из Рылъска и сына своего Владимира из Путивля, а у Ярослава <Черниговского> выпросил в помощь себе Олъсти-на Олексича, Прохорова внука, с ковуями черниговскими. И так шли они медленно, собирая дружину свою. ... Игорь же Свято­славович в тот год был в плену в Половецкой земле... Полов­цы, как бы стыдясь его воеводства, не делали ему ничего дур­ного, но приставили ему сторожей 15 из сынов своих, да еще 5 познатнее, так что всех было 20. И свободу ему давали: где хотел, там и ездил, и охотился с ястребом. А своих слуг с ним ездило 5 или 6 ... Но возвращались от Переяславля половцы... Князь же Игорь ...стал тревожиться... и искать случая к по­бегу. Нельзя было ему бежать ни днем, ни ночью, ибо сторожа стерегли его. И только время какое такое он нашел - на захо­де солнца. И послал Игорь к Лавру (половецкий помощник Иго­ря) конюшего своего сказать: «Приезжай на ту сторону Тора с конем в поводу» -он уговорился с Лавром бежать на Русь. В то же время половцы напились кумыса. Было это вечером. Пришел конюший и поведал князю своему Игорю, что ждет его Лавр. В страхе и трепете встал и поклонился образу божие-му и кресту честному... и, надев на себя крест и икону, поднял полы вежи и вылез наружу. Сторожа же его играли и весели-

лись, а князя считали спящим. Он же, дойдя до реки, перешел ее вброд и сел на коня. И так прошли они оба через половецкие вежи. Это избавление сотворил господь в пятницу, вечером. И шел князь пешком 11 дней до города Донца (древнерусский го­род в современной Харьковской области). И оттуда пошел в свой Новгород <Северский>. И все обрадовались ему».

На болгар и хазар .

Правители

Торки упомянутые в летописях

См. также

Напишите отзыв о статье "Торки (племя)"

Примечания

Литература

  • Мавродина Р. М. Киевская Русь и кочевники (печенеги , торки, половцы): Историографический очерк / Отв. ред. В. М. Панеях . Ленингр. отд-ние .. - Л. : Наука , Ленингр. отд-ние, 1983. - 88 с. - 12 500 экз. (обл.)
  • Барсов Н. П. . - 1873.
  • Голубовский П. В. . - К. , 1884.

Ссылки

  • // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Отрывок, характеризующий Торки (племя)

Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu"on ne peut apaiser qu"avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J"avais d"autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d"autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.

тюркское кочевое племя. С середины 11 в. в южнорусских степях. Совершали набеги на Русь и Византию. С 12 в. находились в составе черных клобуков.

Отличное определение

Неполное определение ↓

ТОРКИ

крупное скифское племя, туранское по происхождению. Оно вошло в состав казачьей народности и его основное скифское имя Коссака или Кассака распространилось на племена Казарских Славян. Их частное племенное название Тореты стало известно на Кавказе очень рано. В I-II вв. Торе-тов знают географы Плиний Ст. и Птоломей; они указаны в титуле боспорского царя Аспурга, как его подданные. Археология датирует их погребения с конем еще более ранним временем. С 5 века эти погребения исчезают на Сев. Кавказе и появляются в Заволжье; с X в. они переходят на Дон, Донец и распространяются дальше на Запад в бассейн Нижнего Днепра. Так прослеживаются пути Торков до того времени, когда о них узнают русские летописцы.

Не без основания считается, что Т. - те же Узы, которых вспоминает Константин Багрянородный в трактате "Об управлении империей". Немногие русские археологи и историки делают весьма сомнительное заключение, считая, что Узы, а следовательно и Т., только часть Огузов, название которых они для этой цели сокращают на целый слог. Однако, оснований для такого утверждения в исторических памятниках нет. Ни Рашид ад Дин, ни Абу-л-Гази в родословии Огузов имени Торков не вспоминают. Зато вспоминают среди Огузов Кыпчаков-Половцев, а Половцы, явившись в наши степи, оказались не единоплеменниками Торков, а их самыми злыми врагами.

Не находит эта теория подтверждения и в данных археологии. Характерные торческие погребения с конем и вещи, положенные в них, неоспоримо указывают на древние связи Торков с Кавказом, а не со Средней Азией, где жили Огузы. Даже в то время, когда Т. находились в Заволжье, предметы их быта имели настолько отчетливый кавказский облик, что археологии пришлось признать исключительно западные влияния, в которых протекала жизнь Узов или Торков и здесь (С.А. Плетнева, МИА 62, с. 151). Вместе с тем, одновременно с Торетами на Сев. Кавказе у Терека проживал другой народ, имя которого по звучанию гораздо ближе к Узам, чем Огузы. Это Удины по начертанию, Удзы по произношению. При зубном звучании греческой буквы Д (дельты), это название легко могло обратиться в Узы (см.).

Тореты, Удзы и Беренджеры появились в истории Сев. Кавказа очень рано. Долгое время они находились в границах обширной империи Асаланов и, вероятно, тогда имя Тореты приобрело скандинавское значение по Тору, богу грома и молнии.

С Кавказа эти народы исчезают в V в., когда там появляются завоеватели Болгары. Прежние жители Меотиды переходят за Волгу, где и проживают в близком соседстве с Казаром. По поручению хакана в 893 г. они оттуда начинают поход против Печенегов. Этот сильный приволжский народ, причинявший после постоянные хлопоты не только Руси, но и Византии, не устоял под ударами Торков и уступил им свои земли. "Некоторые из них по собственному желанию и решению остались там, поселились вместе с так наз. Узами и доселе остаются среди них", - писал в 948 году Константин Багрянородный, добавив, что эти Печенеги в скором времени переняли все обычаи Узов и даже крой их одежды: "их верхние одежды укорочены до колен и рукава обрезаны начиная с предплечий".

В качестве Касаков и Казар Т. принимали участие в расширении границ Державы Томаторканской, но через четверть века после смерти Мстислава Храброго, под давлением Половцев уходят с Дона и переживают губительное переселение на Балканы. По летописному своду В.Н. Татищева часть Торков оставалась и в Томаторкани, где они упоминаются в 1082 г. ("История Российская", М.-Л. 1963, т. II, примечания к главе 11 -й). Византийские же хроники сообщают, что под давлением Половцев в 1064 г. 600 тыс. Узов отошли к Дунаю, но пережив там голод, эпидемический мор и неудачи в сражениях, их остатки откочевали обратно к Днепру. Киевская Русь в это время находилась под постоянными ударами Половцев и потому Т., как их враги, были приняты Русами и поселились на их южных и восточных границах. Здесь они получили прозвище Черные Клобуки, а так как были выходцами с Кавказа, называли их Черкасами. Летописец XV в. считал необходимым пояснить: "Черные Клобуки, еже зовутся Черкасы") (Московский Летописный Свод под годом 1152).

С древних пор в Меотиде, в царстве Казар, в Томаторкани и теперь у Днепра эти казачьи предки много веков сожительствовали и смешивались со Славянами. Поэтому славянский язык закрепился и среди них, а Черкасами в русских актах называли Казаков до XIX в.

Плано Карпини и Рубрукис упоминают Торцессов в числе народов, завоеванных Батыем, но в границах Золотой Орды Черкасы этого рода известны как Ордынские Казаки.

Процессы их метисации приметили антропологи в обнаруженных костяках из степных погребений, а о торжестве среди Торков славянского языка говорит один из первых русских историков Н. М. Карамзин. Он уверен, что имя Казаков "в России древнее Батыева нашествия и принадлежало Торкам и Берендеям, которые обитали на берегах Днепра, ниже Киева. Там находим и первые жилища малороссийских Казаков. Торки и Берендеи назывались Черкасами. Казаки тоже. Вспомним Касогов, обитавших, по нашим летописцам, между Каспийским и Черным морем; вспомним и страну Казахию, полагаемую Императором Константином Багрянородным в сих же местах". "Столько обстоятельств вместе заставляют думать, что Торки и Берендеи, называясь Черкасами, назывались и Козаками". Дальше он считает их народами славянизированными: "Они под именем Козаков составляли один народ, который сделался совершенно Русским, тем легче, что предки их с десятого века, обитав в области Киевской, уже сами были почти Русскими". Конечно, эти выводы были правильными только в отношении языка и религии, а не родового происхождения или быта. В этом смысле они Русскими не стали.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Со смертью Ярослава в 1054 г. Русь разделилась на пять уделов его сыновей, а уже в следующем году на смену печенегам у русских границ появились торки (узы или гузы – выходцы из Приаралья).

Со смертью Ярослава в 1054 г. Русь разделилась на пять уделов его сыновей, а уже в следующем году на смену печенегам у русских границ появились торки (узы или гузы – выходцы из Приаралья). Прежде они, победоносные соперники печенегов и хазар, неоднократно оказывались союзниками киевских князей. В 985 г. торки ходили с Владимиром и Добрыней на камских булгар и добивали Хазарию. Из них же (по данным С.А. Плетневой) состоял гарнизон Саркела – Белой Вежи. Служили они русским князьям и в индивидуальном порядке (повар Св.кн. Глеба). Однако, в последние годы, они, месте с недобитыми печенегами, постепенно, под давлением более сильных восточных соседей, отступали на запад, пока не оказались притиснуты к русской границе в положении потенциальных врагов, каким их делал сам кочевой образ жизни. Зажатые между кипчакским «молотом» и русской «наковальней» торки становились опасны.

Возникшее между прежними союзниками напряжение вскоре привело к столкновению. В 1055 г. «Иде Всеволодъ на Торкы зиме к Воиню и победи Торкы». Силы кочевников по-видимому были невелики. Это известие примечательно как первая, со времен похода Игоря на печенегов, зафиксированная в источниках наступательная акция русских против кочевников. Хотя этот короткий поход и завершился на границе, но реально боевые действия происходили в уже в лесостепной полосе, а не возле русских столиц, как до сих пор. Нечто подобное, по-видимому, уже имело место в 970 г., когда Святослав прогнал печенегов от Киева, но не известно, как далеко продолжалось тогда преследование. То же самое можно сказать и о результатах их разгрома в 1036. Теперь, как видно, обладая качественной и многочисленной кавалерией, русские полководцы могли попытаться бороться со степняками и на их территории.

В следующей строке «Повести временных лет» впервые упомянуты половцы: они пришли к Всеволоду в Переяславль, заключили мир и ушли восвояси. Зачем приходили? Скорее всего, переяславский князь понадобился им как союзник против не сломленных еще торков, продолжавших кочевать поблизости и попадавших теперь в изоляцию. Несколько лет летопись ничего не сообщает о враждебных действиях торков и тем более о том, что происходило к югу от русской границы, где, несомненно, продолжалась ожесточенная борьба народов за жизненное пространство. В 1060 г. в нее решили вмешаться трое старших Ярославичей, установивших свой контроль над всей Русью. Позвав на подмогу Всеслава Полоцкого и «совокупиша вои бещисленны», практически со всей Руси, они двинулись на торков.

Марш совершался традиционным для военного искусства Киевской Руси комбинированным способом. Пехоту перевозили вниз по Днепру в насадах, а берегом шла кавалерия. Разница заключалась в том, что если ранее практически все русское войско представляло собой десант «речной пехоты», а по берегу двигались кочевые союзники, то теперь кавалерия была своя, в то время как врагами стали недавние союзники, как будто ничем не спровоцировавшие столь массированную карательную экспедицию.

Торки не приняли боя и бежали. Поход, по-видимому, состоялся поздней осенью и летописец злорадствовал, описывая как соседи, до сих пор выполнявшие роль буфера между Русью и половцами, спасая жизнь, бросали свои стада и жилища, а затем гибли от голода, болезней и наступивших морозов. В прочем он, как позже выяснилось, несколько преувеличивал.

Как мы знаем, расплата не замедлила. Половцы отплатили своим новым союзникам за услугу уже в следующем году… . Торки же, по крайней мере часть из них, дорогой печенегов устремились к Дунаю, где несколько лет угрожали Византии, а затем, приняли имперское подданство и поселились в Македонии.

Этот, достаточно необычный эпизод до сих пор не привлекал к себе внимания большинства историков. Даже Л.Н. Гумилев оставил его без комментариев. Торки начинали интересовать исследователей лишь с момента их «воскресения» в качестве федератов русских княжеств. П.П. Толочко, в своей специальной работе, посвященной взаимоотношениям Киевской Руси и кочевников дал вполне традиционное объяснение событиям 1060 г. Он считает, что торки все-таки заслуживали наказания, поскольку они «…тем не менее не отказались от грабительских походов на южнорусские земли». Доказательств этому утверждению, как было указано выше, привести невозможно, как и опровергнуть. В пользу его говорит лишь концовка фразы: «…тако Богъ избави хрестьян от поганыхъ» - написал автор ПВЛ, не указав ни единого конкретного случая нападения торков и не зная, какой горькой иронией обернутся эти слова уже на будущий год.

Иначе посмотрела на эти события С.А. Плетнева. Поскольку торки являлись родственниками сельджуков, напавших в то время на Византию. Она объяснила их движение на запад намерением атаковать империю с северо-запада, а русский поход – вмешательством византийской дипломатии, «орудием» которой выступал Всеволод Ярославич, женатый на дочери императора Константина Мономаха.

Мы же рискнем здесь предложить иную версию событий и предшествовавших им политических решений.

При внимательном рассмотрении случай с торками в 1060 г. очень напоминает ситуацию, в которую попали сами половцы в 1223 г. Различаются они, главным образом, действиями русской стороны, которая, кстати, оба раза в ближайшей перспективе оказывалась проигравшей… .

Существовал ли иной вариант развития событий? Может быть воинственные князья упустили возможность объединиться с еще сильными торками против надвигающихся половцев, которые неминуемо должны были превратиться в общего врага? В 1223 г. русские так и поступили, выступив против монголов вместе с половцами, справедливо полагая, что те, предоставленные своей судьбе, неминуемо попадут в зависимость и усилят собой армию новых завоевателей.

Как видим, в 1060 г. был выбран вариант более жестокий и циничный, но и более надежный, и, как подтвердило развитие событий, более оправданный и перспективный. Во всяком случае, русские в 1223 г., после более чем полуторастолетней войны, имели, казалось бы, куда больше оснований для подобных, «превентивных» действий, нежели в 1060. Помешали сделать столь же суровый выбор, как известно, родственные связи с недавними врагами, уже попавшими в культурную орбиту Руси и ставшими родственниками, добрыми друзьями, союзниками, а в ряде случаев – и вассалами, а также, как видится, в полной мере укоренившиеся уже в княжеско-дружинной среде на основе христианских ценностей, представления о рыцарской чести.

Нельзя, думается, исключать и стремление Ярославичей, таким образом купить расположение новых, более опасных соседей и «союзников», за счет союзников прежних. Можно предположить даже, что поход предпринимался с целью выполнения каких-то неизвестных нам условий договора 1055 г.

В результате этого похода какая-то часть торков оставшихся в степях Северного Причерноморья, капитулировала перед завоевателями и попала, как и некоторые печенежские племена, в зависимость от половцев. Другие же их родовые группы оказались вынуждены перейти на службу к киевским и переяславским князьям и были, для прикрытия границы, расселены, соответственно, в долине Росси и на пустынных землях между Сулою и Трубежем. Точные указания о том, когда именно это произошло источники не содержат. О существовании левобережной группировки федератов становится известно из записи 1080 г.: «Заратишася Торцы Переяславльстии на Русь». На подавление их мятежа Всеволод направил сына Владимира, успешно выполнившего задачу. Определение «переяславские» позволяет считать, что в это время уже были и киевские торки, а возможно – и черниговские.

Центром правобережной, по-видимому, более крупной группировки «своих поганых» стал город Торческ, построенный, судя по сообщениям археологов, как огромный лагерь - временное убежище для кочевников. Здесь, как и в Посулье, известны и небольшие городки-замки феодализирующейся торческой знати: Кульдюрев, Чурнаев и другие. Летом 1093 г. правобережные торки отчаянно, но безуспешно защищали свою столицу от половецкого нашествия, что по-видимому, не позволило тогда половецким ханам приступить к непосредственной осаде Киева. Зимой 1095 г. под Переяславлем торки входили в состав диверсионной группы, выкравшей ночью из половецкого стана княжича заложника Святослава Владимировича, а затем уничтожившей половецкого «князя» Китана и его «дружину». Спустя два года торки, вместе с берендичами и печенегами упоминаются на Правобережье в качестве желанных гостей несчастного Василька Теребовльского. С тех пор торки здесь, как правило, упоминаются вместе с берендеями. Отдельные представители этих племен, как можно судить по встречающимся в летописи именам, продолжали служить князьям в качестве младших дружинников – отроков.

В 1103 г. удачный поход русских князей на половцев привел к захвату, в числе огромной добычи и подвластных тем родовых групп торков и печенегов: «…и заяша Печенеги и Торъки с вежами. И придоша в Русь с полономъ великим». Зимой 1105 г. хан Боняк, напав на пограничье Киевщины, под Зарубом столкнулся с отрядами торков и берендеев и разбил их.

Окончательная консолидация торков под русской властью произошла после очередного успешного русского похода на половцев. Повторное взятие Ярополком Владимировичем нижнедонских ханских ставок в 1116 г. подняло кочевавших в донской пойме торков и печенегов на восстание против завоевателей. Два дня и две ночи «секлись» они с половцами у Дона, но не смогли одолеть, и ушли под власть Мономаха. Годом позже из этого же региона ушли на Русь и «беловежцы», в которых П.П. Толочко видит тех же торков и печенегов.

Контингент «своих поганых» на Руси теперь был уже столь велик, что в 1120 г. Владимир Мономах посылает их в поход на Польшу как самостоятельное войско: «Тогда же посла Володимеръ Андрея с погаными на Ляхы, и повоеваша е.».

Взаимоотношения киевского князя с новыми вассалами складывались непросто и уже на следующий год «Прогна Володимеръ Береньдичи из Руси, а Торци и Печенези сами бежаша». Бежали, однако, далеко не все, а может быть и не надолго, так как в год смерти Владимира Всеволодовича половцы планировали захват левобережных торков под г. Баручем. Попытка эта была успешно пресечена Ярополком Владимировичем, благодаря вовремя полученной информации, вероятно добытой посульской пограничной стражей от «языка».

Торки, по-видимому, в тот период численно превалировали среди служивших Киеву «поганых». Так, в 1128 г., именно торками назван отряд кочевников, что под командованием воеводы Ивана Войтишича участвовал в походе на полочан.

В 1139 г. из Венгрии на службу к киевскому князю Ярополку Владимировичу пришли (вернулись?) тридцать тысяч берендеев, в которых иногда видят одно из печенежских «колен». Они также были расселены в верховьях Роси (здесь под 1177 г. упомянуты «6 городов берендич») и с этого времени всё чаще в летописях все эти близко родственные по языку «свои поганые» упоминаются под собирательным названием «черные клобуки» по своему отличительному признаку – черным папахам («кара калпак»). Это означало, что в поросском конгломерате племен торки утратили главенство. В 1151 г. в перечне племен черных клобуков они, скорее в силу традиции, еще упомянуты первыми, наряду с коуями, берендеями и печенегами, но этноним «берендичи» в дальнейшем встречается значительно чаще.

Оказавшись в водовороте междукняжеской борьбы за Киев черные клобуки выступали всегда как единое целое и в общем старались как можно реже вступать в схватки, всячески блюдя собственные интересы; избегая оказаться на слабейшей стороне. Ослабевшей власти киевского князя, стремившегося поставить их в рамки вассалитета, они постоянно противопоставляли союзнические формы отношений, в том числе смело отстаивая свое право на захваченных пленников. Зато всю свою энергию и рвение они проявляли в борьбе с «наследственным врагом», играя в этом деле чрезвычайно важную роль и постоянно участвуя в походах русских князей на половцев, и, еще чаще, - в отражении их нападений. Случалось им и самостоятельно отбиваться от кипчаков, но, бывало, - и разделять с русским союзником его поражения.

Время показало, что лучшей защитой от номадов оказались сами номады. Располагаясь с внешней стороны от старых Владимировых крепостей они создали буферную зону, довольно надежно прикрывшую земледельческие славянские поселения. С большой долей вероятности можно предположить, что у черных клобуков так же, как это было и у половцев, существовало выдвинутое в степь к югу сторожевое охранение – «сторожа», располагавшееся обычно на каком-либо естественном рубеже, в одном переходе от основного района кочевий. По всей видимости, таким рубежом на Правобережье была река Тясмин, а пространство между Тясмином и Росью представляло собой, говоря языком современного боевого устава, «полосу обеспечения», которая могла контролироваться подвижными патрулями. Существование системы охраны и наблюдения за подступами к границе предполагает и существование системы связи и оповещения. О появлении противника предупреждали посредством сигнальных огней (дымом), условными знаками и отправкой посыльных – средствами, дожившими до XIX в.

Была ли прикрыта граница в инженерном отношении? Археологи отрицают существование в XI – нач. XIII вв. таких же непрерывных оборонительных стен, как во времена Владимира, уже заброшенных в данный период. Ничего не сообщают о проведении таких работ и летописи. Встречающиеся в источниках топонимы «Дверен», «Воротца» как будто содержат в себе намек на проходы в заграждениях, но речь здесь, по-видимому, идет лишь об укреплениях, запирающих переправы, броды на Роси, проходы в болотистой пойме, так же, как это имело место на Посульской оборонительной линии. С привлечением кочевников к пограничной службе оборона южной границы стала подвижной, гибкой, лишь опирающейся на систему укреплений, включающей укрепленные лагеря (загоны) в которых торки вместе со стадами укрывались от превосходящих сил противника.

Среди имен русских воевод того времени летописи приводят несколько тюркских, скорее всего принадлежавших вождям черных клобуков. Первым по заслугам (числу упоминаний в боевых эпизодах) среди них следует выделить Куньтугдыя, удостоившегося лестных отзывов самого князя киевского Рюрика Ростиславича: «…бе мужь дерзъ и надобенъ в Руси». Вся эта плеяда, как можно себе представить, выполняла особую роль в составе киевского войска, будучи начальниками лихой легкой конницы, привыкшей к действиям в разведке и в авангарде, погоням и перехватам конвоев с полоном на нейтральной полосе.

С шестидесятых годов XII столетия положение торков, берендеев и прочих черных клобуков в составе Киевской земли меняется. Торческ превращается в столицу русского удельного княжества с постоянным гарнизоном. Торческая знать постепенно переходит на положение вассалов, получающих во владение замки от русского князя. Ополчение черных клобуков превращается в войско удельного княжества. Тюркское население Поросья, живущее рядом с местными славянскими старожилами – «поршанами» постепенно христианизируется и переходит к оседлому образу жизни. Процесс этот был прерван монгольским нашествием.

В отличие от торков Поросья, оставлявших вплоть до начала XIII столетия многочисленные захоронения с комплексами вооружения и скелетами коней, торки переяславские археологически почти не известны, Это позволяет предположить, что данная группа довольно быстро была христианизирована и подверглась аккультурации. Левобережные торки не составляли единого массива, располагаясь локально по обширной территории, там, где слабозасоленные почвы позволяли заниматься овцеводством.

К северо-востоку от торков переяславских, где-то на рубежах Чернигово-Северской земли, обитала еще одна группа родственных торкам «своих поганых» - черниговские ковуи, известные по походу Игоря Новгород-Северского. Известны (по единственным упоминаниям) на Левобережье также турпеи и каепичи. последние – возможно половцы, перешедшие на русскую службу.

В заключение о торках и их родичах в составе русского войска следует сказать, что следы их сохранились не только на территории современной Украины. Большая группа топонимов (Берендеево и др.) в районе вокруг Переяславля Залесского, а также отдельные курганные захоронения суздальского Ополья, позволяют считать, что, скорее всего со времен Юрия Долгорукого, в этих местах находились отряды служилых кочевников, пришедших сюда с юга.

В отличие от печенегов, торки, берендеи и прочие составляющие «Черный Клобукъ» образовали постоянный контингент в составе русского войска, оказавшись первыми в длинном ряду тюркских национальных формирований Русской Императорской и Советской Армии, по сути, заложив эту благородную традицию превращения бывших врагов в союзников и друзей. История торков пример того, что сильная Русь всегда была притягательна для малых народов, а при наличии мудрой национальной политики государства славяне и тюрки неизбежно становятся «братьями навек».

Торки (гузы средневековых источников) известны в степях Северного Причерноморья еще в начале Х в. Арабский географ ал-Масуди упоминает гузов на Нижнем Дону и побережье Черного моря, описывая события 910-х гг.(11) Согласно ал-Масуди, зимой гузы по льду переходили Дон и нападали на хазар. В 985 г. торки, по свидетельству Повести временных лет, были союзниками Владимира Святославича против волжско-камских булгар. Но, очевидно, это были отдельные племена. Массовая миграция началась несколько позже.

На рубеже I – II тыс. н.э. гузы возглавляли мощное племенное объединение в Приаралье и положили начало движению тюркских племен на запад в XI в., которое проходило по двум направлениям: южному и северному. Первое известно как движение сельджуков и шло через Среднюю Азию, Иран и Малую Азию. Северное же шло через Восточную Европу, и его участники известны русским летописям как торки. С частью присоединившихся к ним печенегов торки разбили оставшиеся печенежские силы, изрядно подорванные междоусобицами, став отныне непосредственными соседями Руси.

В 1055 г. русские войска разбили северную часть гузского союза. В 1060 г. торки, решив избежать столкновения с силами князя Всеволода Ярославича, ушли в степь. В конце XI в. торки были практически вытеснены половцами. Часть торков в поисках защиты от половецкой опасности стала вассалами Киевской Руси и была расселена на южных и юго-восточных границах Древнерусского государства.

Археологические памятники печенегов и торков немногочисленны. Кочевнические погребения конца IX–XI вв. интерпретируются археологами как печенежско-торческие, поскольку "родство торков и печенегов, засвидетельствованное древними письменными памятниками, заставляет сомневаться в наличии существенного различия в ритуале этих двух групп населения"(12). Обряд погребения торка, описанный Ибн Фадланом, ближе всего подходит к печенежским погребениям.

Древнерусские, византийские и западные письменные источники концентрируют внимание на кочевниках, обитавших в районах, близких к Поднепровью, однако, судя по археологическим данным, в X-XI вв. область распространения печенегов и торков была значительно шире. Значительное количество подобных погребений сосредоточено в Поволжье и Заволжье, причем именно эти районы по сравнению с Поднепровьем были более многолюдны.

Захоронения бедны инвентарем, а обряды погребения аналогичны мадьярским захоронениям, разбросанным по южнорусским степям 1-й пол. IX в. Хоронили своих покойных кочевники под небольшими земляными насыпями (либо впускные погребения в насыпи предшествующих эпох). В погребении присутствовали голова и ноги коня, либо его чучело, что характерно и для мадьяр, и для тюркских племен Центральной Азии. Немногочисленные вещи, положенные в могилу, включали стремена, поясные наборы, оружие – прямые сабли и луки, а также подвески и бляшки и редкую керамику(13). Вещевой набор соответствует степной моде, распространявшейся среди кочевников евразийских степей. Данная ситуация естественна для кочевых народов, у которых разложение родового строя только начиналось и социальная дифференциация не была развитой. Поэтому археологические памятники печенегов и торков практически одинаковы. Тем более что оставшиеся в южнорусских степях печенеги влились в племенной союз торков.


Торки, разбитые Киевской Русью, а затем и половцами, попытались влиться в состав сельджуков на территории Византии. В 1064 г. торки останавливаются на Дунае, но византийская армия изгоняет их. Часть торков осталась на службе византийских императоров, но большинство возвратилось в Поросье и подчинилось киевским князьям. Во 2-й пол. XI–XII вв. русские летописи упоминают здесь торков, печенегов и берендеев. С 1140-х гг. летописцам известен в этом районе племенной союз черных клобуков со столицей в городе Торческ. Доминирующим племенем в этом союзе были берендеи. В это время окончательно устанавливаются вассальные отношения обитателей Поросья с Киевом.

Кроме берендеев, печенегов и торков летописи знают в XII в. других кочевников, также подчиненных Руси. Кроме Поросья, подвластные киевским князьям кочевники обитали под Черниговом, Переяславлем(14), в Ростово-Суздальской земле(15), на Трубеже(16), под Белой Вежей(17), что подтверждается археологическим материалом(18).

Кочевники, пришедшие на бывшую территорию Хазарии, практически совсем не владели ремеслами. Гончарный круг отсутствовал. У печенегов и торков вся керамика лепная, и найдено ее так мало, что даже о ремесленном производстве посуды говорить нельзя. В могилах половцев также почти нет керамики.

Между тем, образ жизни кочевников южнорусских степей характеризуется как полукочевой, когда род или племя кочует от весны до осени по определенным традицией маршрутам, а зиму проводит во временных поселениях. При этом каждая кочующая группа имеет пастбища, закрепленные конкретно за нею. Подтверждением этому является постепенная смена отдельных погребений на могильники, которая началась в XI-XII вв., а продолжилась уже при господстве монголо-татар. О постепенном процессе оседания свидетельствуют и упоминания в летописях о "городах" половцев и черных клобуков. Поселениям кочевников является верхний слой Саркела, лежащий над разрушениями нач. XII в. Здесь найдены остатки наземных построек с открытыми очагами – т.н. юртообразные жилища(19). Помимо этого, раскопаны редкие фрагменты изделий русского ремесла, что дало специалистам сделать вывод о совместном древнерусско-кочевническом поселке на развалинах Саркела(20). На Нижнем Дону известна масса подобных смешанных поселений.

Информация об общественных отношениях кочевников южнорусских степей, благодаря их соседству с Киевской Русью и Византией, весьма обширна. У Константина Багрянородного сообщается о восьми печенежских "округах", в которых имелись "главные" князья (возможно, вожди племен) и "меньшие" князья, стоявшие, очевидно, во главе родов. О существовании у печенегов родовой аристократии свидетельствуют летописи, упоминающие "лепших мужей в родах". Существовала также и иерархия родов. По данным венгерской хроники, из числа этой аристократии в родах выбирали должностных лиц (сотников, десятников и т.д.)(21). О старейшинах упоминает также епископ Бруно, посетивший земли кочевников в начале XII в.(22) Константин Багрянородный также свидетельствует о выборной власти у печенегов.

О неразвитости печенежского общества, незначительном расслоении и стратификации говорит и сообщение арабского географа ал-Бакри о том, что печенеги предоставляют военнопленным "на выбор, желают ли они остаться у них на условиях полной равноправности и даже вступления в брак у них, если того пожелают, или быть отправлены обратно в безопасное для них место"(23).

Однако социальная дифференциация все же была. Примерно в 17% кочевнических погребений X-XI вв. находятся золотые вещи, причем большинство из них – в могилах тяжеловооруженных всадников(24), что свидетельствует о процессе социального расслоения в обществе и выделении страты воинов.